Политконсультант, партнер Консалтингового бюро Т&М, эксперт Центра ПРИСП Антон Тимченко – о новом антиэкстремистском законопроекте.На прошлой неделе многих встряхнул свежий
антиэкстремистский законопроект. Среди прочего он предусматривает административную ответственность за умышленный поиск в Интернете заведомо экстремистских материалов и получение доступа к ним с использованием VPN.
Инициативу можно обсуждать и с точки зрения национальной безопасности, и в плане экономики, и даже в разрезе
интересов различных отраслей (IT-индустрия, медиа, академическая наука и т.д.). Но мы бы хотели отметить три соображения о законопроекте именно в оптике права.
Первое — «опять эта чёртова неопределённость!»
Одной из сущностных характеристик права является определённость. Никакого высокопарного пафоса, обычный здравый смысл. Сложно соблюдать правила игры, если ты о них не знаешь, или если они в любой момент меняются. Это касается и законодательной процедуры, поскольку именно в её рамках и принимаются обязательные для всех «правила игры».
Можно сколько угодно рассуждать о том, что законопроект, внесённый в форме поправок к тексту, принятому в первом чтении, ничего не поменял в отраслевом смысле (ведь и до, и после речь о поправках в КоАП). Можно даже с серьёзным лицом назвать широкой общественной дискуссией обсуждение законопроекта депутатами при принятии во втором чтении. Однако, если речь идет об экстренном дополнении законопроекта, посвященного повышению контроля за перевозкой грузов, нормами об ответственности за нарушение в сфере связи и информации, то, наверное, концепция изначального законопроекта немного изменилась. Насколько столь стремительная «мутация» законопроекта соотносится с принципом правовой определённости — вопрос открытый.
Второе — фактор усмотренияУ нормы есть два интересных элемента. Во-первых, для привлечения к ответственности искомый материал должен носить заведомо экстремистский характер и быть включён в соответствующий список. Это само по себе интересно, учитывая, что никто не знает наизусть эти тысячи наименований. Однако «меню» заведомо экстремистских материалов не исчерпывается упомянутым списком. Помимо включенных в список, законопроект через отсылочную норму относит к таким материалам и указанные в пункте 3 статьи 1 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности». Тут градус конкретики чуть ниже, пространство для усмотрения правоприменителя шире.
Во-вторых, для привлечения к ответственности поиск запретного контента должен быть умышленным. Не считая совсем курьёзных ситуаций, вроде записи гражданином видео с заявлением об осознанном намерении разыскать заведомо экстремистский материал, доказанность наличия или отсутствия умысла будет определяться внутренним убеждением правоприменителя.
Иными словами, широкое пространство усмотрения правоприменителя с такой нормой вполне ожидаемо.
Третье — сдвиг рамки и горизонтыВ принципе, можно снисходительно посмеяться над всеми, чьё возмущение вызвал этот законопроект. «Ну, камон, народ! Вы чего? Это же всего лишь административка».
Однако, учитывая стабильный тренд на отрицательную либерализацию антиэкстремистского законодательства, данная инициатива напоминает сдвиг рамки допустимого (вернее, недопустимого). Сдвиг к более красивым горизонтам. Главное — начать. В конце концов, когда-то и про
статус иноагента заявлялось: «Главная цель введения нашего законодательства об иноагентах не запретительная, не репрессивная, а в большей степени информационная, направленная на обеспечение прозрачности их деятельности». Причём соавтором нынешней инициативы.
Остаётся лишь восхищаться яркостью красок, которыми законодательная инициатива играет в оптике права.
Печать