Андрей Максимов, член Общественной палаты России, директор Центра ТИиГР ИПЭИ РАНХиГС, международный наблюдатель на выборах, в апреле-мае 2023 года участвовал в составе делегации в Республике Чили, но без статуса официального наблюдателя.
Эксперт Центра ПРИСП Андрей Максимов – о том, что проведением 7 мая 2023 года выборов в Конституционное Собрание Республика Чили делает уже третью за последние два года попытку выйти на принятие новой Конституции, и эта попытка опять может оказаться безрезультатной. Сегодня страна по-прежнему живет по Конституции 1980 года, принятой еще под патронатом Аугусто Пиночета, из которой после падения диктатуры были исключены лишь явно «недемократические» статьи. Мощная волна протестов, прокатившаяся осенью 2019 года, требовала социальных перемен, включая правовую реформу. В ответ на это предыдущий правый президент Себастьян Пиньера обещал запустить процесс изменения Конституции, а новый молодой левый президент Габриэль Борич был избран как раз под знаменем борьбы за новую Конституцию, утверждающую права и достоинство человека (включая права меньшинств).
25 октября 2020 года за необходимость изменения Конституции на референдуме проголосовало более 80 процентов чилийских избирателей, а в апреле 2021 года было избрано 155 членов Учредительного собрания, разработавшего проект новой Конституции. Проект создавался при решающем влиянии левой коалиции Габриэля Борича «Одобряя достоинство (Apruebo Dignidad)». Однако попытка провозглашения Чили многонациональным государством (с акцентом на права коренных народов), упразднения Сената (верхней палаты парламента) и закрепления права не только на государственное образование и здравоохранение, но и на сексуальное разнообразие, вызвала ответную консервативную волну в чилийском обществе. В результате 4 сентябре 2022 года проект Конституции был отвергнут избирателями (62 против 38%), что послужило основой для выборов уже в новое Конституционное Собрание.
Агитация на новых выборах проходила уже с меньшим интересом и энтузиазмом. В компании был заметен акцент на юридической профессионализации избираемого органа (кандидаты часто позиционировались как эксперты или, например, адвокаты). Однако явка избирателей снизилась в итоге всего на 1 процент – до 84,87% от числа зарегистрированных избирателей. Это значит, что политизация чилийского общества по-прежнему высока. Тому во-многом способствует значительное социальное расслоение: лидирующее в Латинской Америке по ВВП на душу населения общество включает как значительные группы сверхбогатых и просто обеспеченных граждан, места и стиль жизни которых больше похожи на фешенебельные районы Берлина или Амстердама, так и жителей трущобного самостроя или малообеспеченной глубинки.
Результат же выборов показал сильный перекос в сторону консерваторов и правых. Из 50 мест в Конституционном собрании (плюс одно дополнительное место для представителей коренных индейских народов) 23 (35,4%) взяла праворадикальная Республиканская партия Хосе Антонио Каста, который подогревает антимигрантские настроения, борется с бедными «нахлебниками» и оправдывает диктатуру Пиночета. Последние президентские выборы Каст проиграл Габриэлю Боричу, но теперь взял реванш. Причем, республиканцы шли на выборы в одиночку, не блокируясь с другими партиями – несмотря на очень фрагментированную партийную систему Чили, состоящую из десятков парламентских партий, объединяющихся обычно в 2-4 крупных блока. Еще 11 мест (21,1%) взяла коалиция традиционных правых партий «Безопасное Чили» («Национальное обновление», «Независимый демократический союз» и «Политическая эволюция»).
Левая коалиция, патронируемая президентом Боричем, получает только 16 мест в Собрании (28,6% голосов), хотя многое было сделано для сближения с центром и отказа от радикальных лозунгов. В эту коалицию наряду с «новыми леваками» из партий «Социальная конвергенция» и «Революционная демократия» - студенческими лидерами «революции пингвинов» десятилетней давности и протестов 2019 года, вошли традиционные левые партии (Социалистическая – ведущая линию от Сальвадора Альенде и Коммунистическая – наследники Луиса Корвалана и Пабло Неруды). Более умеренным стало и название коалиции, вместо «Одобряем достоинство/Apruebo Dignidad» - теперь выбирали «Союз за Чили/Unidad para Chile».
Провальными оказались выборы для центристской коалиции «Все для Чили/Todo por Chile» во главе с Христианско-демократической партией, Радикальной партией и Партией за демократию, хотя именно эти политические силы сыграли в свое время решающую роль в крушении Пиночета и десятилетиями были ключевым политическим блоком («Concetracion/Коалиция», «Новое большинство»), неизменно побеждавшим на президентских выборов вплоть до 2014 года. Теперь собрав 9 процентов голосов, они не получили мест в Собрании, так же, как и Народная партия (5,5%) и независимые кандидаты.
Таким образом, правые партии совокупно взяли не только конституционное большинство, но и лишили левых «блокирующего» пакета. Теперь дискуссия вокруг нового проекта Конституции будет развиваться в диапазоне от сохранения «законов Пиночета» до внесения в них еще более консервативных поправок (например, запрета абортов или ужесточения натурализации).
Однако вряд ли стоит соглашаться с резкими оценками политической ситуации в Чили в качестве коллапса или слома системы («правый поворот», «вымирание политического центра», «критическая поляризация настроений» и т.п.).
Во-первых, политические «качели» характерны для многих стран электоральной демократии, а в Чили они очень заметны и интенсивны. Смена электоральных настроений в последние десятилетия здесь обычно происходит раз в несколько лет, смена правых и левых администраций каждые 4 года – стандартная практика. В Чилийской президентской республике у кандидатов отсутствует право второй раз подряд выдвигаться в президенты, поэтому сильного лидера левых уже на следующих выборах часто сменяет сильный лидер правых. Так, левого президента Мишель Бачелет сменил правый президент Себастьян Пиньера, а затем Бачелет и Пиньера последовательно разменяли и по второму президентскому сроку. В этом смысле, триумф Каста после проигрыша Боричу – в духе чилийской политической традиции.
Во-вторых, ослабление традиционных лидеров левого и правого центра началось не на выборах в Конституционное Собрание, а гораздо раньше. На последних президентских выборах их лидеров уже не было во втором туре, а за мандат боролись радикально левый и правый популисты. Можно предполагать, что чилийская политика сегодня с отставанием в десятилетие-полтора повторяет взлет популистов в европейских странах и США. При этом остается возможным как ренессанс традиционных партий, так и встраивание радикалов в русло системной политики.
В-третьих, нынешние результаты выборов в Чили оказались обусловлены выбранной по аналогии с формированием Сената избирательной системы. Хотя регионализованная пропорциональная система «открытых списков» (выбор избирателем конкретного кандидата из списка партии или блока конкретного региона) отвечает демократическим стандартам, выборы в Чили были искажены жесткими территориальными диспропорциями. Небольшие по населению (чаще удаленные и слабо урбанизированные) регионы получили явно более высокое представительство, чем регионы с большими агломерациями. Например, Метрополитенский регион Сантьяго с 7-миллионным населением получил 5 мест в Собрании на равных с регионами с населением около 1 миллиона (Мауле, Араукания, а также 2-миллионный регион Вальпараисо). В результате голосовавшие за левых и центристов жители крупных агломераций получили меньше мест, чем, например, представители периферии с существенной долей коренного населения – именно в этих регионах правые радикалы сыграли на антииндейских настроениях белого большинства (регионы Тарапака, Артофогаста, Био-Био, Араукания, Лос-Риос и Лос-Лагос).
Очевидно, что конституционный процесс может буксовать и дальше. Новые выборы могут потребовать и новых лидеров, и изменения «правил игры». А значит, дальнейшая изменчивость политического расклада, в котором нет ничего постоянного, будет означать стабильность по-чилийски.
Печать