«Хороших» решений карабахского вопроса ни у кого не было

После того, как в мае этого года премьер-министр Армении Никол Пашинян и неожиданно, и ожидаемо признал Нагорный Карабах территорией Азербайджана, подведя таким образом черту под, наверное, самым долгим конфликтом на постсоветском пространстве, скорый исход этого трагического противостояния стал неизбежен. Недавние сентябрьские события завершили всё в самом жёстком и трагическом для армянского населения Нагорного Карабаха ключе.

И единственное, что сейчас можно сделать, это осмыслить произошедшее: как бывает, если стороны не желают садиться за стол переговоров, а рассчитывают на свои вооружённые силы.

Данный конфликт был после распада СССР, видимо, был неизбежен, являясь продолжением конфликта начала XX века, когда в Гражданскую войну армяне и азербайджанцы, став претендентами на создание национальных государств, пытались силой оружия закрепить за собой те или иные территории. Насколько это было всерьёз, можно судить по национальному составу города Шуша – данная информация пригодится нам и в другой части рассказа, так что ознакомимся с ней подробно.

Итак, в 1913 г. население города составляло примерно 40 тысяч человек, причём армян и азербайджанцев примерно поровну. Через десять лет в городе осталось всего 4 тысячи жителей– то есть жертвами боёв и этнических чисток стали все шушинцы, без различия национальности. Интересно, что даже и в 1989 г. население Шуши составляло 20 тысяч человек, то есть половину от дореволюционного.

Большевики принесли в Закавказье хоть какой-то мир, но их странная любовь к начертанию границ по принципу, который казался им «национальным», привело к тому, что значительная часть армян проживала в Азербайджане и наоборот. В рамках существовавшей до 1936 г. Закавказской Федерации это было ещё не слишком принципиально. Но после того, как республики полностью разделились, Карабахская автономия с почти стопроцентным армянским населением (исключением являлась как раз Шуша) представляла собой некую несуразность и вызывала у руководителей Армении желание пересмотреть статус анклава в свою пользу. Но руководители Азербайджана – мощной в экономическом плане республики, до Великой Отечественной имеющей практически монопольное положение в плане нефтедобычи – доказали «центру», что Карабах плотно интегрирован в народно-хозяйственный комплекс Азербайджана и отрывать его от республики нельзя.

В итоге до самой перестройки статус Карабаха всерьёз никаким изменениям не подвергался, но много кого не устраивал как в Армении (хотели присоединения), так и в Азербайджане (хотели лишить автономии). При этом автономный статус у Карабаха был реальным, и его «азербайджанизация» шла очень слабо.

Можно было не сомневаться, что после ухода Москвы из региона решение карабахской проблемы – независимо от влияния и желания извне – республики-соседи будут решать силой. Выделим четыре этапа развития процесса.

Сначала – где-то с 1987 по 1992 г. – стороны вели подготовку к схватке. Накапливали силы, вели идеологическую обработку как собственного населения, так и внешних акторов. Шла своего рода «пристрелка». Уже с человеческими жертвами, само собой – пока немногочисленными, ибо оружие было или охотничьим, или самодельным. Но СССР неудержимо шёл к распаду. И распадались в том числе и его Вооружённые силы, чьё вооружение доставалось новым государствам. На Южном Кавказе его пустили в ход практически мгновенно. Антиградовые установки «Алазань», которыми противоборствующие стороны активно стреляли друг в друга ещё недавно, смолкли, и заговорили настоящие «Грады» и другое смертоносное оружие.

Так начался второй – самый жестокий, хотя и относительно недолгий – период собственно войны в Нагорном Карабахе и вокруг него. С 1992 по 1994 г. армянские вооружённые формирования постепенно вытеснили азербайджанскую армию не только с территории НКАО, но и оккупировали семь соседних районов с чисто азербайджанским населением. Которое, понятно, эти районы покинуло, и в Азербайджане оказалось около полумиллиона беженцев – что сильно осложнило любую миротворческую деятельность.

Не вдаваясь глубоко в чисто военные вопросы, отмечу, что неудачи Азербайджана на поле боя во многом объяснялись внутренними противоречиями в его политической системе. Когда – то ли прозападный, то ли протурецкий – «Народный фронт» во главе с бывшим диссидентом Эльчибеем противостоял сперва старой советской номенклатуре при президенте Муталибове, а потом новой силе во главе с патриархом азербайджанской власти Гейдаром Алиевым (кстати, земляком и однофамильцем Эльчибея – тот, уроженец Нахичевани, по советскому паспорту тоже был Алиев), элитам было не до ситуации на фронте, и это приводило к поражениям и потерям территорий.

Кроме того, отмечу факт не особо афишируемый и Баку, и Ереваном – именно карабахские формирования в этой войне играли решающую роль в боестолкновениях, а собственно Армения была не то чтобы тыловой базой, но в целом участвовала в военных действиях достаточно осторожно.

В итоге армянская сторона к моменту заключения окончательного перемирия в мае 1994 г. решила полностью чисто военную задачу. Итоговая линия соприкосновения воюющих сторон была Карабаху исключительно выгодна, и её – по крайней мере в той ситуации с вооружениями – было удобно защищать. Но политически ситуация оставалась абсолютно неприемлемой, и все это понимали. Поэтому после прекращения огня начался активный переговорный процесс, который продлился до 2003 г., года ухода Гейдара Алиева и из большой политики, и из жизни.

Рассмотрим этот третий этап. С одной стороны, власть в Баку укрепилась, с некоторым опозданием для себя – она уже не контролировала значительные территории. Отвоевать их обратно было гораздо сложнее, чем не отдать, ибо армянская сторона захватила господствующие высоты и превратила оккупированные за пределами Нагорного Карабаха районы «зоны безопасности» не в сельхозугодья, а в милитаризованные пространства в виде минных полей и всевозможных укреплений.

Но и международное право, и влиятельные мировые державы постоянно давали армянской стороне понять, что такое положение дел не является законным, а Турция, закрыв в 1993 г. границу с Арменией, сильно осложнила Еревану выход во внешний мир. В течение нескольких лет стороны, в общем-то, пытались найти вариант взаимных уступок, который мог бы привести к заключению какого-то взаимоприемлемого мирного соглашения под международные гарантии.

Мировое сообщество не то чтобы сильно, но вполне искренне старалось разрешить этот конфликт. Можно вспомнить американского политолога Пола Гобла, который ещё в 1992 г., до начала настоящих боёв, предложил такой вариант решения: НКАО в её советских административных границах передаётся Армении, кроме того, происходит обмен территориями. Армянская сторона получает под свой контроль автомобильную дорогу Степанакерт – Лачын – Горис, а Азербайджанская взамен – полосу вдоль иранской границы, которая соединит и автомобильной, и железной дорогой Нахичеванский анклав с основной территорией Азербайджана.

Соглашаться на мирный план, неважно какой, в тот момент не хотел , но по формальным признакам его отклонила армянская сторона, ибо «Мегринский коридор» отрезал Армению от Ирана – страны, на сотрудничество с которой Армения рассчитывала в ситуации уже действующей блокады со стороны соседей. Всего через четыре года, в 1996 г., когда горячая фаза войны уже закончилась, Гобл свой план доработал и включил в него передачу Азербайджаном Армении участка на севере Нахичеванского анклава, чтобы соединить Армению и Иран уже там. Правда теперь выяснилось, что таким образом он лишает Азербайджан общей границы с братской Турцией – и на этом творческая мысль Госдепа иссякла.

Данный, совсем малоизвестный вариант плана Гобла был вполне адекватным: при наличии воли обеих сторон к миру можно было бы устроить на стыке границ Турции, Ирана, Армении и Азербайджана что-то наподобие «нейтральной зоны» – таковая существовала, например между Ираком, Кувейтом и Саудовской Аравией с 1920-х по 1970-е годы и служила транзитным хабом для кочевых племён региона. Правда, в процессе нефтяного бума интересами бедуинов все пренебрегли. Но сам факт существования юридически «ничьих» территорий, через которые можно было бы проложить транспортные коридоры, мог бы дать какую-то основу для переговорного процесса. Тем более что был и ещё один прецедент: в 1937 г. Иран передал Турции небольшой кусок территории, прилегающей к Нахичеванской АССР, благодаря чему и появилась автомобильная дорога из Турции в Азербайджан. Но – увы…

Экономическое положение Армении в середине 1990-х было весьма посредственным – и голоса «партии мира» звучали весьма громко. Впрочем, и Азербайджан в тот момент был настроен именно на переговоры, что привело к заметной оттепели в отношениях между государствами. Стороны обменивались визитами государственных чиновников, совместно работали в международных организациях и пытались нащупать ту точку компромисса, которая могла бы послужить итогом в затянувшемся противостоянии.

Таковая чуть не была поставлена в 2001 году. Речь идёт о встрече Гейдара Алиева с президентом Армении Робертом Кочаряном во Флориде, в городке Ки-Уэст.

Переговоры шли тет-а-тет, поэтому точной информации о сути мирных предложений нет и уже не будет. Правда, после того, как Гейдар Алиев скончался в 2003 г., Кочарян привёл кое-какие тезисы, но насколько его интерпретации можно верить, большой вопрос.

Безусловно, переговорный фон был неблагоприятен для выработки компромиссов с обеих сторон. В Армении незадолго до Ки-Уэста прямо в стенах парламента расстреляли нескольких руководителей страны, что, безусловно, не способствовало принятию непопулярных решений со стороны тех, кто в этой истории уцелел. В Азербайджане же и элита, и общественное мнение были настроены категорически против любых уступок. Даже такой общепризнанный лидер, как Алиев, сильно рисковал своей репутацией, пытаясь нащупать любые пути выхода из карабахского кризиса, кроме как «война до победы».

Относительно достоверно зная, что одной из идей Алиева был тезис об исключении Шуши из состава НКАО, можно предположить, что всё-таки Гейдар Алиевич был готов предоставить Карабаху независимость – либо санкционировать его включение в состав Армении – в административно-этнографических границах. Поскольку Шушинский район всегда – и в 1920-е, и в 1980-е гг. – был единственным районом НКАО, где армян почти не было, то это требование можно было обосновать. Вторым моментом были бы «коридоры» – из Армении в Карабах и из Азербайджана в Нахичевань, возможно, с ограниченным, чисто транспортным суверенитетом. Кочарян, кстати, позднее утверждал, что требовал для своей стороны коридор шириной в 70 км – два полёта ракеты из РСЗО «Град». Прямо как Сталин от финнов в 1939 г., когда необходимость изменения границы на Карельском перешейке он обосновал возможностями тогдашней дальнобойной артиллерии.

Но в итоге оба руководителя не рискнули своим авторитетом на родине и, разочаровав американскую сторону, покинули Флориду без подписанного документа. В мемуарах Кочаряна сказано (и думаю, это чистая правда), что на его вопрос: «А зачем мы вообще сюда приехали, если Вы, Гейдар Алиевич, решили, что договариваться не будем», – патриарх азербайджанской политики весьма искренне ответил: «Накануне отъезда я не смог убедить в необходимости уступок по Карабаху даже свою семью, тем более я не смогу убедить в этом и весь свой народ».

Больше реальных переговоров не было, а был сплошной «процесс» с пустыми декларациями, что всё надо решать мирно и ко всеобщему удовлетворению. В действительности дело шло к большой войне, которую в итоге Азербайджан начал и выиграл в 2020 году. То есть конфликт оказался разрешён не за столом переговоров, где важно было что-то предлагать и искать верный выход, а на поле боя. Так решили обе стороны, одна из которых просчиталась.

Рассказ о Карабахском конфликте будет неполным без упоминания о внешних силах, которые так или иначе в нём участвовали, хотя и в разной степени. Только по поводу Турции можно с уверенностью сказать, что эта страна занимала чёткую и проактивную позицию в пользу азербайджанской стороны и сыграла важную роль в обеспечении союзника оружием и военными советниками. За Армению и только за неё выступала Франция, но она была далеко и кроме политической поддержки дать Еревану и Степанакерту ничего не могла.

Россия и Иран имели менее чёткие позиции, и в итоге в 2020-м обеспечили Армении дружественный нейтралитет. Этого оказалось недостаточно не только для победы, но даже и для какого-то достойного поражения, которое привело бы стороны обратно за переговорный стол. Де-факто независимый Карабах получил всего лишь пятилетнюю отсрочку своего приговора, и за два года до истечения срока приговор над НКАО был приведён в исполнение.

В этом конфликте внешние силы могли бы сделать что-то более важное, чем пустые декларации «за всё хорошее против всего плохого» и поставок оружия воюющим сторонам. Та же Турция могла бросить на чашу весов как минимум территорию древней столицы Армении Ани – разрушенной и заброшенной земли у самой армяно-турецкой границы, в 40 км от города Карс. Этот жест доброй воли мог бы стать началом решения и весьма неприятной проблемы ответственности современной националистической Турции за массовое истребление армян в Османской империи в 1915 году. Надо сказать, что желание восстановить армяно-турецкие отношения со стороны Еревана всегда было более искренним и сильным, чем стремление примириться с Азербайджаном. И какие-то символические жесты вроде передачи Ани могли бы способствовать решению острых региональных проблем иным образом, нежели силовым.

Силовой метод всегда несёт в себе значительные риски, даже если одна из сторон выглядит объективно более сильной. Несмотря на значительное охлаждение российско-армянских отношений после прихода к власти в Ереване «оранжевого революционера» Пашиняна (весьма напоминающего азербайджанского Эльчибея и по своему жизненному пути, и по антипатии со стороны Москвы), никто не мог знать, как именно будет развиваться ситуация с военными действиями в Карабахе и не вмешается ли в них «третья сторона». Даже без этого фактора, в силу действительно хорошей оборонительной позиции армянских сил, обеспеченной завоеваниями 1992–1994 гг., манёвры азербайджанской армии осенью 2020 г. были крайне рискованными и могли, особенно на юге, привести к большим проблемам, прояви армянская сторона больше воли к сопротивлению, чем она проявила в реальности.

Не следует забывать и ещё одну особенность прихода Пашиняна к власти – его открытая «антикарабахская» позиция. Безусловно, в риторике, с которой он шёл на выборы, этот тезис звучал всего лишь как программа отстранения «карабахского клана» от власти в самой Армении. Но для такого отстранения карабахцев нужно было ослабить, что и произошло уже осенью 2020 года.

В принципе этот конфликт – с учётом пусть ограниченной, но всё же реальной легитимности Карабаха с точки зрения международного права (пример автономного изначально Косова весьма характерен) – можно было бы попытаться решить за столом переговоров и в постсоветский период (в советский сработало бы простое решение ЦК). Но без каких-то внешних гарантий стабильность любой новой конструкции была бы невозможной. Естественных границ, как справедливо замечали творцы карабахской «автономии» ещё в 1920-е гг., у Нагорного Карабаха не было. А раз так, то любая эскалация с применением военной силы приводила бы к быстрому занятию этой территории вражескими войсками, независимо от желания кого-либо её оборонять.

Теоретически мощная международная коалиция, состоящая из Франции, России, Ирана, США, Турции, Великобритании, может, кого-то ещё, смогла бы своим авторитетом гарантировать справедливый мир с минимальным перемещением тех или иных граждан «неправильной» национальности в обоих направлениях. Но вместо этого решением карабахской проблемы занимался – понятно, что с минимальным энтузиазмом – кто угодно, включая Словакию, Чехию, Италию, Испанию, Швецию. В итоге никаких результатов международное сообщество в очередной раз не показало.

С учётом того, что «хороших» решений этого вопроса ни у кого не было, все стороны довели конфликт до логического силового завершения и поставили точку.

В этом, возможно, и состоит урок, который из карабахской истории следует извлечь – посторонних в решение своих проблем втянуть очень трудно. И особенно нелегко – на постоянной основе. Для «своих» политиков вопрос личного престижа и перспективы победы на выборах и так далее может быть важнее подлинных интересов нации. Стандартная демагогия про «каждый сантиметр нашей земли» и «кровь наших солдат» работает политикам в плюс, а уступчивость врагу – в минус.

Если же перейти на поле предположений задним числом и попытаться поискать идеальный выход, то можно очертить некий «этнографический армянский Карабах» в границах НКАО – без Шуши, но с примыкающим к нему с севера Шаумяновским и Ханларским районами с армянским на тот момент населением. Этой территории можно было предоставить серьёзную автономию – к примеру, с запретом на переселение кого бы то ни было без разрешения местной власти и с возможностью прямого сообщения с Арменией по транспортному коридору Горис – Лачын– Степанакерт. Само собой, аналогичный коридор должен был бы связать на паритетных началах и Нахичевань с основной территорией Азербайджана. Но кто-то решил, что сможет найти решение на поле боя, кто-то этот вариант поддержал – и пошло-поехало.

Карабахский конфликт в своё время разожгли из Москвы и Еревана – он играл ключевую роль в программе «перестройщиков» по разрушению СССР. Но затем это «пламя» вышло из-под контроля и сожгло десятки тысяч людских судеб. Вряд ли весьма смелое, если не сказать больше, публичное предположение Роберта Кочаряна о «генетической несовместимости» армян и азербайджанцев имело под собой какую-либо основу в 1980-е гг., но сегодня этим двум народам жить в одном государстве вряд ли удастся. Может, позже…

Автор: Марат Бисенгалиев, публицист Печать